Серый вечер, сон, хмурое зимнее утро,
Среда, будни, одиноко, никто не будит.
Сегодня праздник, на год снова стала старше,
Горе в прошлом, и как то нужно жить дальше.
Большой город, суета, повсюду реклама,
«Не сиди допоздна», — говорила часто мама.
Нет ни ее, ни брата, нет и отца, лишь фото,
Шрамы от закаленной стали ножей пехоты.
Страх темноты, мужчин, шагов и криков,
Ночь, свет, кошмары про кровь, ножи и блики.
Клиники лампы, запах врачей, глубокая кома,
Справки, юристы, черная дверь родного дома.
Глаза соседей, отчасти повинных в безмолвии,
«Бездушные твари», — её уста беззвучно молвили.
Слезы текли рекой, ладони пропитаны солью,
Рассудок снова изнемог, дал боли волю.

Шарфик розовый, скрыть на шее полосы,
Седая прядь волос, и шепот вместо голоса.
Ее день рожденья на габбро ухода датой,
Они жили счастливо, но увы когда-то.

Экспертиза показала, что мать ползла из зала,
До самой спальни, кровью с горла истекала.
Была попытка забраться на кровать до мужа,
И смерть наступила от потери крови, лужи
Вокруг ложа брака, и в детской вокруг брата,
Он погиб, пытаясь внутренности затолкнуть обратно.
Три тела по пакетам, выжила лишь дочка,
в недвусмысленной позе, рот закрыт сорочкой.
Ее нашли на кровати, в подвенечном платье
Матери, хранилось, как память о свадьбе.
Образцы спермы трех в ней в сгустках крови,
Множество нарывов от насилия в извращенной форме.
Сбивчивые показания, плач, истерика,
Кровотечение, все руки в синяках.
Это сцена даже для видавших виды была жуткой
Не моли Бога, он не слышит, а дьявол чуток.

Шарфик розовый, скрыть на шее полосы,
Седая прядь волос, и шепот вместо голоса.
Ее день рожденья на габбро ухода датой,
Они жили счастливо, но увы когда-то.